Серега Шеронов.
Серега был мичман. Самый обычный. В меру умный (или, я бы сказал, сметливый), в меру тупой (или прикидывался таким, чтоб лишнего не грузили). В экипаже его любили и ценили как своего человека, члена коллектива, и уважительно называли Шерман, намекая на американский танк, шустрый и непробиваемый, но никак не на американского же генерала времен их же гражданской войны, хотя, конечно, прозвище происходило от фамилии Сереги. Серега служил исправно, дело свое знал, дополнительные нагрузки нес, больших хлопот никому не доставлял. Правда, время от времени с ним случалось разные неприятности, но так как они касались только его одного и не «подставляли под удар» ни экипаж в целом, ни никого другого в отдельности, это становилось предметом шуток, подначек и историй. Вот две из них.
Мы готовились к автономке. Прошли все задачи. Вернее - сдали потом и кровью, недоеданием, недосыпанием, неотпусканием на берег, бесчисленными тренировками, учениями, нагоняями, суетной беготней. Но почти уже все осталось позади. И уже была известна примерная дата выхода «за угол», хотя, конечно, это страшная тайна. Осталось «сходить» на «контрольный выход», пополнить провизию и…
На «контрольный выход» проверить окончательную готовность экипажа пошел начальник штаба дивизии капитан 1 ранга Маргулис, бравый, все повидавший моряк, начинавший когда-то штурманом на «дизеле» (дизельной подводной лодке), не вылезающий из морей и знающий бесчисленное множество морских случаев и баек. Естественно, он был старшим на борту, и любое решение командира согласовывалось с ним, если в особых случаях командир не брал командование на себя, о чем делалась соответствующая запись в вахтенных журнал.
Еще одним действующим лицом истории был наш доктор Юра Ивашуткин. Был он хорошим парнем, легко относился ко всему и к своим обязанностям тоже. Но как-то все обходилось. Тем более что у каждого в медицинской карточке было написано: «Годен» и далее шли статьи, по которым каждый из нас был годен и «практически здоров». И подпись стояла не Юрина, а высокой военно-врачебной комиссии - ВВК. Юра был далеким от моря и корабля человеком, а так как его все же привлекали согласно разным корабельным расписаниям к той или иной деятельности помимо медицинской, потом его участие в этой деятельности становилась предметом шуток. Так, например, по боевой готовности № 1- надводная Юра должен был вести черновой вахтенный журнал в центральном посту. Работа, в принципе, не пыльная – надо записывать справа то, что скажет командир или вахтенный офицер с мостика по корабельной трансляции, а слева проставить текущие время. Но для Юры это было скучнейшее и не интереснейшее занятие, и он его очень не любил.
И вот как-то при отработке очередной задачи, а именно сверки показаний магнитного и «гиро» компасов или, как это красиво звучит по-морскому: «уничтожение девиации» Юра стал участником казуса. Всерьез к девиации никто не относился, так как, все равно, всегда ходили по показаниям гирокомпаса, но дело есть дело. (Хотя пренебрежение показаниями магнитного компаса иногда кончается плачевно, но это суть другой истории)
Итак, мы пришли, вернее сказать, заняли полигон, объявили «готовность №1 один – надводная», все заняли свои боевые посты, Юра с явно недовольным видом притулился на свободное место в центральном посту с черновым вахтенным журналом и карандашом в руках. Началась работа. Чтобы не записывать постоянно изменяющиеся хода (скорости своего корабля) и курсы и как-то облегчить работу Юре, а потом и вахтенному офицеру, которому после смены с вахты предстоит переписать все в чистовой вахтенный журнал, с мостика раздалась команда: «Записать в вахтенный журнал: «Начали уничтожение девиации, хода и курсы переменные». Юру подстраховали, репетовали (повторили) команду, как это заведено на корабле, а Юре кивнули: записывай, мол, как слышал. То ли он не расслышал то, что скомандовали, а переспросить постеснялся, то ли посчитал свой текст более осмысленным, но он написал следующее: «Начали уничтожение авиации, хотя их курсы переменные». Какую авиацию, откуда она взялась, зачем ее уничтожать, чем и как и почему у авиации (кстати, что это и как она выглядит?) переменные курсы – эти вопросы не будоражили ум Юры. Так было красивее и понятнее. Когда, позднее, это увидел вахтенный офицер и озвучил это экипажу черновой вахтенный журнал, скучнейшая в общем то книга, стал на какое-то время бестселлером, а эта история вошла в сборник флотских баек с разными интонациями и героями, уж это как водится.
Так вот, перед «контрольным выходом» выяснилось, что Юра Ивашуткин не успел пройти обязательную 2-х недельную стажировку в госпитале и может быть не допущен к автономке и единственным выходом из сложившейся ситуации является пройти ее, стажировку, во время «контрольного выхода» подводной лодки в море. Так и порешили. И вместо Юры пошел «приписной» доктор с соседней подводной лодки Леша, молодой, но знающий и решительный врач. Кстати, хирургическую стажировку в госпитале должна была проходить и «бригада хирургических сестер» экипажа в виде офицеров корабля, назначенных в соответствии с корабельным расписанием (у нас это были офицер химической службы, в простонародье «химик» или еще грубее «дуст», офицер–радиоразведчик, по прозвищу Канарис и кто-то из офицеров-механиков). Но они никогда не видели операционную изнутри и им даже в страшном сне не могло такое присниться. Ну уж на такие «пустячные упущения» все смотрели сквозь пальцы – кто же в здравом уме и твердой памяти в плавании будет развертывать походную операционную и делать серьезную хирургическую операцию с привлечением «хирургических сестер»?
Все шло своим чередом – контрольный выход тихое и душевное мероприятие, не то, что выход на сдачу «второй» задачи, где одни «тревоги» и учения. Но на 5-ые или 6-ые сутки Шерман пришел к доктору Леше и пожаловался на боли в животе. Долгого обследования не понадобилось - аппендицит. Доктор Леша сразу пошел к старшему на борту, минуя командира (учитывая серьезность ситуации, ему подобное нарушение субординации простили) с требованием немедленно разрешить провести операцию мичману Шеронову по удалению аппендикса. Капитан 1 ранга Маргулис пришел в ужас: на наших кораблях не было подобной практики и быть первопроходцем в этом плане ему не улыбалось. Тысячи вопросов: как подготовить корабль, кто будет разворачивать операционную, кто будет ассистировать – несмотря на многочисленность и «легкость» подобных операций в госпитальных условиях, операция все-таки полостная и проводить ее в условиях подводной лодки…. На все вопросы Леша твердо отвечал: все делаем «штатно» – под операционную выделяется кают компания, операционное оборудование на борту и укомплектовано, «медицинские сестры» согласно корабельному расписанию, послеоперационное отделение - каюта доктора, нужно чтоб лодку не качало какое-то время и не трясло от чего-нибудь непредвиденного. Маргулис не сдавался: - «Да мы через двое суток дома! Тут идти-то всего ничего». Леша спокойно отвечал, что не довезем, мол, больного: - «Вам труп нужен? Мне – нет» «Ну, уж нет,» – упорствовал Маргулис, - «мы поднимем на ноги весь флот, приплывут надводные корабли, прилетят вертолеты…» Но в благополучную передачу человека с подводной лодки на вертолет или на надводный корабль посреди не очень-то спокойного моря, похоже, он сам не очень верил - хотя такие задачи всем ставились и, может быть, отрабатывались, но по флоту ходили упорные слухи, что кто-то когда-то кого-то (то ли человека, то ли макет) при такой передаче утопил. Два часа продолжались «переговоры» доктора Леши со старшим на борту. Командир своего особого мнения не высказывал, целиком полагаясь на огромный опыт старшего на борту. Наконец Леша победил. Бедный больной Шерман в это время лежал на койке в каюте доктора, ждал своей участи и не знал, какие напасти могли бы с ним приключиться – «гонки» на подводной лодке, вертолеты, надводные корабли, тревога по флоту…
И работа на корабле закипела: надо покормить экипаж – вахты никто не отменял, тщательно вымыть кают-компанию: потолок, стены, пол, развернуть операционную, подготовить больного, приготовить инструменты, подготовить «сестер». Последних подменили на вахте и они храбрились и подначивали Серегу: держись Серега - сейчас мы тебя зарежем. Серега, похоже, осознавал всю серьезность ситуации и отшучиваться у него не было сил. Сил, очевидно, хватало только на то, чтобы терпеть боль и не жаловаться. И он молчал и странно улыбался.
Лодка, не покидая назначенный полигон, погрузилась на глубину, на которой качка была практически невозможна, дали минимально возможный ход для управляемости горизонтальными рулями, все текущие работы и задачи отложили, механизмы перевели в режим максимально стабильной работы. Операция началась. Под местным наркозом. Доктор Леша хлебнул лиха по полной. Хотя такие операции он проводил не впервые, но в госпитале и с квалифицированным персоналом. Наши же «хирургические сестры» не понимали, чего от них хочет хирург. Они не знали ни одного названия инструмента, мешали друг другу и доктору, переглядывались и просто впадали в ступор. Первым не выдержал химик: при виде крови из человеческого живота он «поплыл». И кто?! Охотник-химик, который запросто убивал лис и бродячих собак для приманки, сам сдирал и выделывал шкуры лис, ну просто живодер, по всеобщему мнению. Пришлось спасать химика нашатырем. Остальные «сестры» были, видимо, в таком же не лучшем состоянии, но держались. Аппендикс оказался не из легких, то ли вырос не так, то ли прирос не к тому. Время операции перевалило за два часа. Местный наркоз стал «отходить». Серега стал чувствовать все, что над ним производили «эскулапы». Пока его все-таки зашили, он успел высказать все, что думал обо всех вместе и каждом в отдельности, тех, кто над ним «колдовал», всеми ему доступными словами и выражениями.
Наконец, все закончилось – все когда-нибудь заканчивается. Доктор сам налил каждому из мед персонала мензурку «успокоительного» для снятия стресса. Но - новая неприятность. Оказалось вынести Серегу из «операционной» на носилках по узкому проходу подводной лодки, развернуть на 90 градусов и головой или ногами вперед поднять по узкому крутому трапу и доставить в «лазарет» нельзя. После нескольких неуспешных попыток, в результате которых Серега получил синяки на ногах и голове, Серега опять сказал, что он думает по этому поводу, сполз с носилок и самостоятельно, в основном на руках, добрался до лазарета, подготовленную каюту доктора.
Через двое суток подводная лодка пришла в базу. Прямо на пирсе ждала госпитальная «буханка». Но до нее предстояла добраться. Самое неприятное – узкий вертикальный трап высотой метров 10. Офицеры корабля разрабатывали целую операцию спасения: привязать Серегу к носилкам, разобрать ступени трапа, которые могли бы помешать, и на руках, передавая друг другу, поднять Серегу наверх. Серега ни в какую не соглашался: «Вы меня уроните или убьете» - отрешенно твердил он. «Ну не через торпедный аппарат же тебя вынимать из корпуса?» - возмущались авторы проекта выгрузки Сереги через верхний рубочный люк. «Живи здесь. Зачем тебе наверх ?» звучали предложения. Серега сжал зубы и, стеная, сам преодолел 10 метровый вертикальный трап и прочие узкие лодочные закоулки. И санитарная машина весело умчала его в госпиталь на обследование, где, не обнаружив ничего плохого, отправили Серегу домой долечиваться.
Через 10 дней мы ушли в автономку. С нами ушел и Шерман. Он исправно нес вахту на рулях 4 через 8. Наблюдение за ним вел уже наш штатный доктор Юра Ивашуткин. Все шло тихо и мирно. И вдруг Юра обнаружил у Шермана сыпь на лице и руках. Раздев его в своей каюте, доктор пришел в ужас: сыпь неизвестного происхождения была по всему телу. А если это заразное? А если эпидемия на корабле неизвестного заболевания? Катастрофа! В лучшем случае, срыв боевой задачи (снятие с должности? понижение в звании?). Немного успокоившись, доктор начал расспрашивать больного, который чувствовал себя пока прекрасно: что ел, что пил, с кем общался?… На все вопросы Шерман спокойно отвечал, что пил то же, что и все, ел только то, что приготовлено на камбузе, общался со всеми. Ситуация накалялась. Значит, все могут заболеть тем же заболеванием в любую минуту. Сами собой рисовались жуткие картины. Наконец, Юру осенило: «А витамины ел?» «Да», – спокойно ответил Шерман. «Сколько?» – с надеждой спросил Юра. «Вот столько», - ответил Шерман и развел пальцы сантиметра на два. «Фу!» – облегченно вздохнул Юра и запретил Шерману прикасаться к витаминам до конца плавания. Сыпь прошла сама собой через два дня.
Для укрепления духа и тела подводников на подводную лодку выдавались и витамины. В жестяных желтых банках граммов по 400. И звались они «гексавит». Маленькие кисленькие драже, приятные на вкус, применялись многими для поднятия аппетита, что называется, горсткой в рот, да и то, если кто об этом вспомнит. Открытые банки выставлялись доктором в доступных местах: в кают-компании, в центральном посту, в некоторых каютах. Несмотря на доступность, никто витаминами «не увлекался» и никаких эксцессов не было. Пока на одну из банок не обратил внимания Шерман. Видя, что на нее кроме него никто особо не претендует, он поставил ее к себе поближе и во время вахты от нечего делать уплетал кисленькие шарики один за одним, как своеобразные конфетки, не думая, что последствия не преминут сказаться, чем здорово напугал доктора Юру Ивашуткина и повеселил экипаж.
Нет давно на горизонте мичмана Сергея Шеронова, где он и как он - неизвестно. Нет уже с нами и Юры Ивашуткина. А эта история осталась.