Мичман Костюк
Что такое мичман Костюк? Это непререкаемая гордость Он гордится тем, что он кубанский казак (хотя казачьего в нем лишь то, что он родом из кубанской станицы Кореновская). Он гордится тем, что он закончил прославленную школу мичманов на Васильевском острове Ленинграда и несет в себе ее традиции. Гордится тем, что много плавал на «дизелях» (дизельных подводных лодках) и не устает об этом рассказывать. Гордится тем, что он моряк. Гордится, что служил на самой замечательной подводной лодке в мире. Гордится тем, что он механик. Гордится тем, что он многое знает и умеет. И надо сказать, что гордость его вполне законна. Он был хорошим моряком, мичманом, механиком. Вот смотришь на него и тоже начинаешь гордиться и тем, что моряк, что подводник и что у нас такая замечательная лодка, и что рядом с тобой самый замечательный на флоте мичман. И уже по праву Костюком гордились командиры и экипаж. И звали его не иначе как «мичман Костюк», а при обращении уважительно Виктор Яковлевич, хотя было то в те поры чуть больше тридцатника.
К любому делу, а уж к своей профессии тем более, Костюк относился с величайшей серьезностью и даже священнодейством. Все было на местах в чистоте и порядке и в каюте, и в отсеке, и, даже, в шкафчике на санпропускнике. (Санпропускник это такое учреждение, где подводники должны были переодеваться, идя на лодку и в случае чего, – не дай Бог, – проходить санобработку). Эти священные отношения с механизмами, деталями, трубками, прокладками придавали особый лоск его профессиональности. Хотя приводили и к неожиданным оборотам.
Случай с турбогенератором. Несмотря на нашу замечательную промышленность, создававшую уникальные корабли и подводные лодки, посвященные знали, что наша промышленность часто (по объективным, конечно же, и субъективным причинам) гнала армии и флоту откровенную туфту, некондицию, как бы сейчас сказали. Вот, например, турбогенератор после отключения подачи на него пара должен «выбежать», то есть остановиться, через 14 минут. Но даже при сдаче флоту, высокой правительственной комиссии, он не «выбегал» и 10. Этому была причиной, конечно, и чистота обработки поверхностей и центровка и многое другое. Но на это тихо закрывали глаза – было от чего и другого приходить в ужас. Все закрывали. Но не мичман Костюк.
При подготовке подводной лодки на боевую службу Костюк заметил, что левый турбогенератор резко уменьшил «выбег» и не «выбегает» теперь и 5 минут. Конечно, повышенные шумы, которые при этом выдавал турбогенератор его не волновали – не его епархия, как говорится, да в отсеке и без этого достаточно шумно. Но если турбину заклинит в автономном плавании, то вся нагрузка упадет на турбогенератор правого борта и неизвестно справится ли он с ней и тогда ЧП мирового масштаба, ну хотя бы флотского. Этого не нужно было объяснять никому из имеющих отношение к подводным лодкам этого класса. Но что делать? Сроки боевой службы неумолимы. Турбогенератор требует среднего а то и капитального ремонта, замены основных узлов. Это, наверное, можно сделать на заводе, в доке, но никак уж не в базе подводных лодок, у пирса. Представители промышленности уныло разводили руками.
Как удалось Костюку доказать многочисленному начальству, что разобрать сложнейшую турбину, отполировать валы и лопатки, и собрать ее снова можно силами одного экипажа, вернее силами боевой части 5, а еще вернее силами 4- 5 человек и, главное, что это даст результат – уму непостижимо. Но свершилось. Высокое механическое начальство, даже как-то не особенно долго думая, как это обычно бывает, дало разрешение. Видимо серьезно припекло. И работы начались. Вернее, начались не сразу.
Сразу нашлось много советчиков во всевозможных званиях и регалиях, которые наперебой стали советовать, что, как и в какой последовательности делать, а чего ни в коем случае не делать. Консилиумы у «тела больного» продолжались несколько дней все с возрастающим накалом. Время идет, умов прибывает, желающих взять на себя ответственность за работы и их результаты, - убывает. Наконец, доведенный до полуобморочного состояния заместитель начальника электромеханической службы флотилии, облеченный большими полномочиями, прокричал: «Всё! Прекратить! Все – вон! Пусть - ОН делает!» И показал рукой на мичмана Костюка. И все ушли. В отсеке стало почти тихо, слышался только гул вентиляции. Виктор Яковлевич вздохнул. То ли от облегчения, что спорам, наконец, конец, то ли от навалившейся на него ответственности, то ли от чего-то другого.
Как можно взяться за работу, которую никогда не делал раньше и в более простых условиях, например, в цехах или на стендах? Как можно взвалить на себя такую ответственность? На лодке, в страшной тесноте, где ни инструментов разложить, ни приспособлений не установить, при низкой освещенности и духоте? Непонятная гордыня или непостижимая самоуверенность? Уверенности в успехе работ не было ни у кого. Кроме мичмана Костюка. Он уверенно говорил: «Сделаем… Шо ж мы, не механики что ли?». То ли действительно был уверен, то ли храбрился и себя подбадривал – не известно. Но жить ему оставалось несколько дней. Экипаж смотрел на Костюка сожалительно. Механики предлагали свою помощь, но как-то робко, не настойчиво – уж больно работа была трудна и ответственна. Костюк отобрал самых достойных и, как хирург, приступил к вскрытию. Экипаж притих, осознавая, что дела каждого просто чепуха по сравнению с тем, что сейчас происходит в 5-м турбинном отсеке. Командир БЧ-5 впал в ступор и замолчал – его подбодрить никто не мог. Он подлезал (подойти было уже невозможно среди разложенных колец турбины, деталей, механизмов и инструментов) вглядывался в развороченное нутро турбогенератора и молча уползал по своим многочисленным делам.
Работы продолжались и днем и ночью неделю. Под неусыпным оком мичмана Костюка. На берег, то есть домой, никто из «костюковской бригады» не сходил. Когда Костюк выбирался из отсека наверх на перекур, каждый норовил спросить: «Ну как ТАМ дела, Яколич?» «Работаем…» - спокойно отвечал Костюк. Но это как-то не успокаивало.
И вот Виктор Яковлевич доложил командиру БЧ-5, что работы закончены, турбогенератор собран и готов к испытанию. «Консилиум» появился как из-под земли (может быть, во флотских условиях надо говорить « как из-под воды»?). Экипаж - на боевых постах по тревоге. Начали потихоньку подавать пар на турбину и слушать, слушать, слушать… Не появится ли каких-либо посторонних, «лишних» шумов. Турбина работала уверено, гудела ровно и с какой-то даже радостной тональностью, генератор дал положенный ток. Продержав турбогенератор в рабочем режиме пару часов, пар отключили. «Выбег» турбины составил 8 минут. Это уже кое-что. «Консилиум» молча удалился.
Подготовка к боевой службе продолжилась.
Все автономное плавание турбогенератор отработал без замечаний. Уважение к мичману Костюку выросло, хотя, казалось, уже больше некуда.
Авария. Ничего не предвещало беды. Конечно, 100 процентов мощности реактора и максимальные обороты главной турбины, всегда требует повышенного внимания и осторожности. Но что делать, подводная лодка на ходовых испытаниях должна показать на что она способна – дать максимальный подводный ход. Личный состав кормовых отсеков занял положенные им «безопасные» места при отработке данного маневра, остальной экипаж «застыл» на привычных боевых постах. Испытания начались. В 5-м турбинном у переговорного устройства с центральным постом «уютно» разместился весь личный состав отсека: командир отсека капитан-лейтенант Гавричков и старшина отсека мичман Костюк. Лодка погрузилась на глубину 100 метров и постепенно набрала максимальные обороты винта, дала «положенный» максимальный ход, не намного превысивший расчетный
Надо сказать, что подводная лодка на больших ходах толкает впереди себя и тащит за собой огромную гидродинамическую волну. Кажется, никто не проверял на сколько, но это волна должна обладать огромной разрушающей силой. Подводники это понимают и считаются с такими обстоятельствами, но нахождение внутри атомной подводной лодки-красавицы, где всегда комфортная температура и освещение, ровный шум вентиляции и работающих приборов – успокаивает.
Как и из-за чего произошла навигационная ошибка – дело высокой профессиональной комиссии, но только лодка на максимальном ходу пошла к берегу и экипаж об этом не знал. До скалистого подводного уступа оставалось минуты 2 ходу. Последующие расчеты показали, что шансов выжить у экипажа было не много, а, скорее всего, их и вовсе не было. Но то, что должно было разрушать все на своем пути – гидродинамическая волна – спасла подводную лодку и ее экипаж. При уменьшении глубины гидродинамическая волна впереди корпуса подводной лодки подняла со дна весь ил, песок и гальку и бросила в корпус лодки. Удар извне, прокатившийся по всем отсекам перевернул ситуацию на лодке. Главное - кормовые горизонтальные рули заклинило на всплытие. Лодка начала стремительно всплывать. Предпринимаемые командованием меры задержаться на безопасной глубине оказались неэффективными. Лодка оказалась в приповерхностном слое на глубине 9 метров. Но ход упал. (Атомная подводная лодка не может показывать такую же большую скорость на поверхности как на глубине).
Но беда не приходит одна. Гидродинамическая волна своей «мутной» составляющей - песком и илом забила водяные фильтры главной турбины, давление внутри турбины, и без того не маленькое, еще больше выросло, сработала «АЗ» – аварийная защита турбины и перегретый пар через аварийные клапана пошел в отсек. Температура в отсеке мгновенно выросла, видимость упала. Пар должен был убить все живое. До момента, когда температура станет критичной для жизни оставалось несколько минут. Как раз хватит на то, чтобы покинуть отсек. Покидать аварийный отсек у подводников не принято, да и просто запрещено уставом, но тут бы никто не осудил ребят – сделать ничего невозможно пока температура не станет приемлемой. Что толкнуло ребят, чьи команды они слышали в реве вырывающегося из клапанов пара – они потом объяснить не могли. Только они решили «спасать» турбину, а вместе с ней и лодку, лодка без хода добыча волн и ветра. Быстро одели на себя все, что позволило бы не свариться заживо – ватные штаны, телогрейки, шапки, валенки, рукавицы – все это обычно используется при швартовке на ледяном северном ветру и ринулись к многочисленным рукояткам, кнопкам, вентилям, чтобы привезти турбину в «чувство» и дать возможность центральному посту вновь управлять турбиной дистанционно. Часть вспомогательных клапанов управления находились между уже известным турбогенератором и бортом лодки – пространство чрезвычайно узкое и темное. Свет – ерунда, все равно ничего не видно из-за пара. Но как в ватных штанах и телогрейке залезть в эту «мышиную норку». Кто-то должен был это сделать и мичман Костюк стал этим «кто-то». Самое противное, что залезать пришлось не один раз. И каждый раз Костюк не отдавал эту «честь» Гавричкову. На третий и последний раз сил стало не хватать, чтобы вылезти. Но Костюк верил, что Александр Гавричков не бросит его и заорал так, что должно быть слышно и снаружи лодки: «Та-а-а-щи!» Совместными усилиями из «затурбогенераторной ловушки» удалось выбраться.
Силы были на исходе, но «первичные мероприятия» в основном выполнены. Центральный пост видел это. А вот из переполненного паром отсека выйти было уже нельзя. Оставалось бороться за свою жизнь. Ребята бросились в трюм отсека, где в известном им узком месте под циркуляционной трассой был кран с забортной водой. Забившись из последних сил в тесное пространство они направили на себя слабую струю холодной забортной воды, ничего не слыша и не видя, не зная, что творится вокруг. Там их нашла аварийная партия, которая вошла в отсек минут через 40, когда струи пара были остановлены, уменьшена температура, отсек провентилирован.
Постепенно все механизмы был приведены в нормальное состояние. Лодка получила ход и «не спеша» пошла в базу в надводном положении. Экипаж занял посты по боевой готовности №2-надводная. Через 4 часа на вахту заступил и мичман Костюк. Кожа на лице и руках была красная, но не обожженная. Глаза светились радостью, как будто заступление на самую обычную рутинную 4 часовую вахту и было высшей наградой за то, что они с Александром Гавричковым совершили. А может, это были отблески великой гордости за себя, за своего товарища, за свой экипаж, за свою подводную лодку, такую мощную и красивую.